Люди одиноки, потому что вместо мостов они строят стены..
Страха не было, это она понимала совершенно ясно. Но в тоже время не было и приятного чувства спокойствия. Она казалась себе вирусом, проникающим в ничего не подозревающий организм. Во всём происходящем чувствовался какой-то фарс, какая-то непонятая усмешка и чужеродный юмор.
Коридор вокруг казался нарисованным и Миа чувствовала себя в нём совершенно посторонней. Откровенно говоря, она и была в нём посторонней. Её никто не приглашал, не звал и не ждал. «Возможно, - думала Миа, - если бы меня здесь ждали, хоть фонарики бы повесили… А то темно как-то…»
Коридор уходил вниз. Иногда Миа видела по бокам разветвления, но идти туда совсем не хотелось. К тому же, зная, куда идти, сворачивать казалось издевательством над собой. «Хоть и не страшно… но мало ли, что там за углом?» думала она.
В глубине, казалось, кто-то плакал. Плач был совершенно особенный – без всхлипов или завываний. Скорее это были даже ощущения, чем звуки. Девушке казалось, что футболка намокла от слёз и чьё-то холодное тело прижимается к ней. Это было наваждение, она понимала. Потому что майка была сухой, и, не смотря на темноту, никто не мог подойти к ней так близко. Но ей хотелось плакать. То ли вместе с этим существом, то ли вместо…
Не заметно для себя, Миа дошла до гримёрок. Она остановилась, чтобы стряхнуть наваждение и объяснить, хотя бы для себя, что она хочет получить внутри этой комнаты.
* * *
Миа не любила цирк, она поняла это уже давно. Она не любила клоунесс, у которых под слоем грима можно было обнаружить морщинистое немолодое лицо. Не любила она и толстых клоунов с нарисованными носами и большими ботинками. При одном взгляде на них ей становилось безмерно грустно. Ведь не могут же они работать за те гроши, что им платят? Они работают за радость, которую приносят детям, понимала она. Но какие сейчас дети? Единственные шутки, которые приносят им радость – самые жестокие шутки. Или не самые. Когда кто-то падает и больно ударяется. Когда кого-то подставили. Когда кто-то попал в нелепое положение… Как этому можно радоваться, недоумевала она? И ей становилось ещё жальче этих чёртовых клоунов, которые не могли подобрать себе работы, где она бы не видела их и не жалела…
Поэтому Миа и сама не понимала, что она здесь делает. Но ей хотелось сделать что-нибудь. Снять с себя обузу этой жалости. И почувствовать себя свободной… от чувств. Как сделали уже её подруги и друзья. Ей хотелось неожиданно ворваться в гримёрку и увидеть, что клоуны тоже люди. Увидеть, что они пьют пиво, включают тупые мелодрамы, блокбастеры или футбол… Клоуны должны быть людьми!
С этой мыслью она рывком открыла дверь. Комната казалось ещё бесцветнее, чем коридор. И ещё более нежилой. Из мебели там стоял лишь огромный шкаф, в котором были свалены в кучу вся одежда. Кроме него в комнате была чугунная раковина. Стен комнаты было не видно, все они тонули в темноте, как в стакане с кока-колой.
Видимо, выступление закончилось недавно, потому что все клоуны стояли в очереди к раковине. Они даже не заметили, что кто-то нарушил их одиночество. Они продолжали молча стоять , не смотря ни друг на друга, ни на Мию.
-Эй…
Никто не ответил.
-Ау-у! Меня кто-нибудь слышит?
Ситуация вдруг напомнила Мии первую сцену из Тома Сойера. Хотя там его вроде по-другому звали… И он не стоял прямо напротив тётушки Полли…
Миа стояла, не двигаясь, минут пять, ждала хоть каких-нибудь действий, но тщетно. За это время несколько человек успели отмыть лицо и, так и не поворачиваясь к Мии отойти вглубь комнаты.
Девушка устала ждать. Она чувствовала себя просто ужасно, будто только что была поймана на с поличным при воровстве в доме лучших друзей. Её хотелось убежать отсюда как можно быстрей, но она не могла. Она чувствовала здесь если не тайну, то какой-то секрет. И она понимала, что если уйдет сейчас, то больше не заставит себя вернуться. Не из-за страха. Из-за всепоглощающего чувства вины.
Миа шла вдоль очереди, рассматривая клоунов. Они были, что называется «на любой вкус» - с синими носами и большими бантами, на ходулях, мимы, Арлекины, Пьеро… Почему-то вспомнилось…
когда Миа была маленькой, она вместе с мамой ездила в театр. Потом они заехали к маминой сестре, попили чаю… Возвращались домой уже поздно, около одиннадцати. Для маленькой Мии это был самый длинный день. Очень хотелось спать. Девочка почти уснула на заднем сидении такси, но пред сном ей запомнился кадр – тётеньки с ярко разрисованными лицами и в некрасивой оборванной (или просто очень короткой?) одежде стояли возле сверкающих баров и клубов…
«Ну к чему эти глупые воспоминания?!» сердито подумала Миа.
И широким шагом, уже не останавливаясь, дошла до первого человека в очереди. Он даже не обратил на неё внимания. Выдавив на руку немного жидкого мыла с запахом альпийских лугов, он энергичными движениями, совершенно не вяжущимися с окружающей серой комнатой, растёр его по лицу. Разноцветный грим, смешиваясь, становился противного бурого цвета. Мужчина набрал в ладони воды и стер краску с лица. Потом он повторил операцию с поражающей точностью. Всё это время Миа смотрела на руки мужчины. Они были бледными, а пальцы длинными, как у профессионального музыканта. Миа всегда мечтала о таких пальцах. Она посмотрела на свою ладонь, больше похожую на руку маленького ребёнка – короткие пальцы, короткие ненакрашенные ногти… Мужчина в это время закончил умываться и вытирал лицо полотенцем. Миа посмотрела на него, чтобы узнать, кому же принадлежат такие красивые пальцы… и не увидела ничего.
Миа замерла, она просто не могла двигаться, смотря на человека без лица. Там где должны были быть глаза, нос, рот, брови, не было ничего… то есть вообще. Человек же, не замечая Мию, прошёл вглубь комнаты и скрылся в темноте.
Миа уставилась в пол, чтобы не видеть этих «людей». Впревые в её жизни происходило т о, чего она объяснить не могла, да и не представляла, как это можно сделать. Просто… человек без лица. И что? Такие тоже бывают…
Но что-то подсказывало девушки, что нет, такого не бывает! А если и бывает, то так быть не должно!
Ей ужасно захотелось уйти. Теперь она знает «секрет» клоунов. И что из этого?
На полу не было ничего интересного, Миа подняла взгляд на стену. На ней красовался не замеченный ранее плакат:
«Не понимающий нашего молчания не поймёт и наших слов.»
Девушка вышла из комнаты. Медленно она двигалась по коридору вверх, силясь забыть, не думать…
Коридор вокруг казался нарисованным и Миа чувствовала себя в нём совершенно посторонней. Откровенно говоря, она и была в нём посторонней. Её никто не приглашал, не звал и не ждал. «Возможно, - думала Миа, - если бы меня здесь ждали, хоть фонарики бы повесили… А то темно как-то…»
Коридор уходил вниз. Иногда Миа видела по бокам разветвления, но идти туда совсем не хотелось. К тому же, зная, куда идти, сворачивать казалось издевательством над собой. «Хоть и не страшно… но мало ли, что там за углом?» думала она.
В глубине, казалось, кто-то плакал. Плач был совершенно особенный – без всхлипов или завываний. Скорее это были даже ощущения, чем звуки. Девушке казалось, что футболка намокла от слёз и чьё-то холодное тело прижимается к ней. Это было наваждение, она понимала. Потому что майка была сухой, и, не смотря на темноту, никто не мог подойти к ней так близко. Но ей хотелось плакать. То ли вместе с этим существом, то ли вместо…
Не заметно для себя, Миа дошла до гримёрок. Она остановилась, чтобы стряхнуть наваждение и объяснить, хотя бы для себя, что она хочет получить внутри этой комнаты.
* * *
Миа не любила цирк, она поняла это уже давно. Она не любила клоунесс, у которых под слоем грима можно было обнаружить морщинистое немолодое лицо. Не любила она и толстых клоунов с нарисованными носами и большими ботинками. При одном взгляде на них ей становилось безмерно грустно. Ведь не могут же они работать за те гроши, что им платят? Они работают за радость, которую приносят детям, понимала она. Но какие сейчас дети? Единственные шутки, которые приносят им радость – самые жестокие шутки. Или не самые. Когда кто-то падает и больно ударяется. Когда кого-то подставили. Когда кто-то попал в нелепое положение… Как этому можно радоваться, недоумевала она? И ей становилось ещё жальче этих чёртовых клоунов, которые не могли подобрать себе работы, где она бы не видела их и не жалела…
Поэтому Миа и сама не понимала, что она здесь делает. Но ей хотелось сделать что-нибудь. Снять с себя обузу этой жалости. И почувствовать себя свободной… от чувств. Как сделали уже её подруги и друзья. Ей хотелось неожиданно ворваться в гримёрку и увидеть, что клоуны тоже люди. Увидеть, что они пьют пиво, включают тупые мелодрамы, блокбастеры или футбол… Клоуны должны быть людьми!
С этой мыслью она рывком открыла дверь. Комната казалось ещё бесцветнее, чем коридор. И ещё более нежилой. Из мебели там стоял лишь огромный шкаф, в котором были свалены в кучу вся одежда. Кроме него в комнате была чугунная раковина. Стен комнаты было не видно, все они тонули в темноте, как в стакане с кока-колой.
Видимо, выступление закончилось недавно, потому что все клоуны стояли в очереди к раковине. Они даже не заметили, что кто-то нарушил их одиночество. Они продолжали молча стоять , не смотря ни друг на друга, ни на Мию.
-Эй…
Никто не ответил.
-Ау-у! Меня кто-нибудь слышит?
Ситуация вдруг напомнила Мии первую сцену из Тома Сойера. Хотя там его вроде по-другому звали… И он не стоял прямо напротив тётушки Полли…
Миа стояла, не двигаясь, минут пять, ждала хоть каких-нибудь действий, но тщетно. За это время несколько человек успели отмыть лицо и, так и не поворачиваясь к Мии отойти вглубь комнаты.
Девушка устала ждать. Она чувствовала себя просто ужасно, будто только что была поймана на с поличным при воровстве в доме лучших друзей. Её хотелось убежать отсюда как можно быстрей, но она не могла. Она чувствовала здесь если не тайну, то какой-то секрет. И она понимала, что если уйдет сейчас, то больше не заставит себя вернуться. Не из-за страха. Из-за всепоглощающего чувства вины.
Миа шла вдоль очереди, рассматривая клоунов. Они были, что называется «на любой вкус» - с синими носами и большими бантами, на ходулях, мимы, Арлекины, Пьеро… Почему-то вспомнилось…
когда Миа была маленькой, она вместе с мамой ездила в театр. Потом они заехали к маминой сестре, попили чаю… Возвращались домой уже поздно, около одиннадцати. Для маленькой Мии это был самый длинный день. Очень хотелось спать. Девочка почти уснула на заднем сидении такси, но пред сном ей запомнился кадр – тётеньки с ярко разрисованными лицами и в некрасивой оборванной (или просто очень короткой?) одежде стояли возле сверкающих баров и клубов…
«Ну к чему эти глупые воспоминания?!» сердито подумала Миа.
И широким шагом, уже не останавливаясь, дошла до первого человека в очереди. Он даже не обратил на неё внимания. Выдавив на руку немного жидкого мыла с запахом альпийских лугов, он энергичными движениями, совершенно не вяжущимися с окружающей серой комнатой, растёр его по лицу. Разноцветный грим, смешиваясь, становился противного бурого цвета. Мужчина набрал в ладони воды и стер краску с лица. Потом он повторил операцию с поражающей точностью. Всё это время Миа смотрела на руки мужчины. Они были бледными, а пальцы длинными, как у профессионального музыканта. Миа всегда мечтала о таких пальцах. Она посмотрела на свою ладонь, больше похожую на руку маленького ребёнка – короткие пальцы, короткие ненакрашенные ногти… Мужчина в это время закончил умываться и вытирал лицо полотенцем. Миа посмотрела на него, чтобы узнать, кому же принадлежат такие красивые пальцы… и не увидела ничего.
Миа замерла, она просто не могла двигаться, смотря на человека без лица. Там где должны были быть глаза, нос, рот, брови, не было ничего… то есть вообще. Человек же, не замечая Мию, прошёл вглубь комнаты и скрылся в темноте.
Миа уставилась в пол, чтобы не видеть этих «людей». Впревые в её жизни происходило т о, чего она объяснить не могла, да и не представляла, как это можно сделать. Просто… человек без лица. И что? Такие тоже бывают…
Но что-то подсказывало девушки, что нет, такого не бывает! А если и бывает, то так быть не должно!
Ей ужасно захотелось уйти. Теперь она знает «секрет» клоунов. И что из этого?
На полу не было ничего интересного, Миа подняла взгляд на стену. На ней красовался не замеченный ранее плакат:
«Не понимающий нашего молчания не поймёт и наших слов.»
Девушка вышла из комнаты. Медленно она двигалась по коридору вверх, силясь забыть, не думать…
