Бумажная балерина (стойкий оловянный солдатик).
Она танцевала, скользила по мнимой воде холодных зеркал, распугивая бумажных лебедей, мотыльком порхала в призрачном звездном свете, и тоненькие ножки ее сливались в одно блестящее пятно, когда танцовщица принималась за свои любимые балетные па.
Сейчас, когда хозяйские дети оставили свои дневные забавы и бросили любимые игрушки на столе, резные врата кукольного замка открылись, и она смогла вырваться наружу, чтобы станцевать только для себя.
Всю ночь напролет она играла в замысловатые догонялки с собственным отражением и делала вид, что совершенно не понимает и не осознает собственного совершенства, но, изредка опуская глаза, откровенно любовалась собой. Она была нереально красива и хрупка, возвышена, отстранена и эфемерна, как трепещущий белый огонек, как неосязаемо-тонкий клочок тумана. Бумажная балерина высоко поднимала голову на по-лебединому длинной шее, тянула белоснежные руки и гордо держала идеально прямую спину.
Фольга сверкала в зеркалах, и танцовщица улыбалась. Грустно и как-то тоскливо, отстраненно, прикрыв голубые глаза и вздернув носик. Никто никогда не видел, как она на самом деле танцует, все знали лишь неподвижную блестящую статуэтку, холодную, неживую, мертвую, неспособную по-настоящему двигаться и по-настоящему чувствовать.
А ей опостылело танцевать в одиночестве.
И когда крошечная балерина прыгала в огонь за своим оловянным солдатиком, она не секунды не жалела, ведь не любовь и не верность заставили ее слететь с такой родной и такой привычной каминной полки. Сотни часов одиноких балетных партий на холодном зеркальном озере не стоили того великолепного мига, когда она, обмякнув в руках тающего возлюбленного, рассмеялась от счастья и вспыхнула. Когда она легкими лепестками пепла взметнулась вверх и закружилась в безумном огненном танце.